ребенок ест грязь из щелей и углов,
от голода сутки вторые рвет глотку,
умереть он мечтает, умереть он готов,
жуя пыль с водой унитазной иль водкой.
чистоты он не знает, одежду не носит,
похожий на призрак гулага,
ничего не получит, о чем не попросит.
в глазах стоит вечная влага.
заместо игрушек - железная гайка,
заместо постели - с помойки картон,
что лето, зима что - одна на нем майка,
а счастье его всё - куриный бульон.
читать он умеет; он даже считает,
остатки бутылок, бомжей, сигарет.
он даже слегка по утрам понимает,
как жив, как промучался все восемь лет.
он знает, на улице есть дальше школа,
он знает, туда ходят дети с подъезда, с двора,
он видит отрывки уроков, футбола,
он слышал, для санок есть где-то гора.
он себя изучает в осколках зеркал,
что с ноготь размером лежат под столом,
вот сегодня заметил, как красиво сверкал
тот синяк, что расплылся под левым ребром.
побои на завтрак, побои на ужин,
ор в полночь и полдень - таков его быт.
его окружают блевотные лужи,
сейчас на него мать родная дымит.
отец - тот ублюдок, тот сука и нарек,
отец пропивает последний пятак,
отец на др сделал классный подарок:
очнувшись внезапно, сказал "ты мудак!"
спасите ребенка, спасите скорее,
заберите его, уничтожьте дом-ад
все тепло в его жизни - от одной батареи,
вся любовь его к жизни - от того, что он свят.